П. Д. Юркевич - Философские произведения
В продолжение тысячелетий господствовало в философии платоническое учение о разуме. В наше время оно стало неясно вследствие глубокого, но вместе и сбивчивого учения кантова об опыте и его условиях, и можно сказать, что относительно вопроса о началах и сущности науки вся история философии разделяется на две неравные эпохи, из которых первая открывается Платоном, вторая Кантом.
В настоящей беседе не было бы уместно обозревать во всей полноте оба эти учения, в которых сосредоточено все; что делает положение различных наук неясным; в особенности же значение их в общей системе человеческого образования неопределенным. Но достаточно всмотреться в основные черты того и другого учения для того, чтобы различать вообще, какая из наук или при какой обработке имеет практическое значение руководства или системы общегодных сведений и какая из них, напротив, проникнута более или менее требованиями и началами общей истины.
Удовлетворение, которое мы испытываем, когда познаем вещи на основании опытов, есть факт общеизвестный. Не только образы вещей напечатлеваются в сознании, но и порядок, в каком эти образы воспоминаются и соединяются, есть данный приготовленный самыми опытами а не полагаемый самодеятельным, рискующим заблуждаться мышлением; мы судим так, а не иначе, по–ому что так, а не иначе мы. видели ответственность за истину иди ложь. наших суждений падает на: опыт который диктовал нам эти суждения. Если бы в этом смысла опыт, был единственным источником наших лоанадвй,. то все: науки: имели. бы характер повествовательный и. описательный. Положение, что все наши познания суть дарыопыта,, имеет судьбу: всех общих мест, которые нам ничего не говорят, или говорят очень глубокие истины для. того, кто умеет понимать их. Нет воззрения нет оа та, который н, е мог бы и не должен бы быть разложем на понятия. Опыт дает познании, которых годность единственно, зависит от строгости анализа. Уже эти два обще известные действия отбрасывают нас из области опыта. а область разума. Так, тот, кто утверждал бы, что он стоит в прямом положении благодаря своим ногам, сразу попил бы настоящий смысл этого факта, как только ему пришлось бы иены гать, что при керном потемнении соэг нация или смысла ноги отказывают ему в услугах и оа падает на землю. Рождение науки начинается не с воспоминания, а с анализа фактов; зрелость ее возраста обозначается способностию вывода частных явлений из их общих оснований. Эти действия принадлежат разуму; исполнение их совершается по всеобщему, неизменяемому законодательству разума; из области знания мы выключаем все личное, и предлежащий нам мир мы обсуживаем и изъясняем по началам мира мыслимого, как по его образцам, —мира, который существует только в разуме и для разума. В этом заключается простая сущность платонического учения об идеях. В наше время оно окруже но те большим мраком, чем более сделались неясны для- нас лаши собственные представления относительно разума ы смысла его законов.;.
Общий чллоеческий смысл и идеи. Весь Теэтет» посвящен развитию положения, что ощущение, происходящее от возбуждения телесных органов чувств, есть са мое бедное неуловимое и изменчивое состояние, что не оно: есть. снова общего смысла человеческого и что, на против, этот общий смысл имеет свой прочный корень и сверхчувственных идеях, которые познает душа сама по себе. То, что мы ошущаем с помощью телесных органов чувств, не существует нигде и никак вне той зыбкой черти, ни которой встречаются страдание ощущающего ли ци и действие ощущаемого предмета. Как от одного и того же напитка здоровый Сократ получает ощущен и? сладкого и приятного, а больной •— ощущение горького и неприятного, так и вообще следует ска зать что ощущение есть беспредметное изменение н что они гсгь только для чего‑нибудь, или чрез что‑нибудь, иди н отношении к чему‑нибудь Общий смысл, находящийся в связи с вещами, выступает за пределы этого призрачного мира ощущений, который, хотя есть единственное данное в познании, тем не менее далеко еще не есть опыт. Итак, спрашивается, каким образом возможен опыт и соответствующий ему здравый смысл?
«Скажи мне, — спрашивает Сократ Теэтета, — не отнесешь ли ты к телу всего, посредством чего ты ощущаешь теплое и жесткое н мягкое и сладкое? или к чему‑нибудь другому?
Теэт. Ни к чему более.
Сокр. Не решишься ли ты признать также возможным, чтобы то, что ты ощущаешь посредством одной способности, было ощущаемо посредством другой, например, чтобы ощущаемое посредством слуха было ощущаемо посредством зрения или ощущаемое посредством зрении было бы ощущаемо посредством слухаТе а т. Как же можно не решиться?
Сокр. Итак, когда ты мыслишь что‑нибудь о двух таких ощущениях, то, конечно, при этом ты будешь познавать в них нечто не посредством иного, отличного от двух первых телесного органа, также и не посредством одного из этих двух органов.
Тезт. Справедливо.
Сокр. Но вот о тоне и о краске не думаешь ты, всего прежде, одного и того же, именно что они существуют?
Те эт. Без сомнения.
Сокр. И что каждое из ни есть отличное от другого и то же самое для самого себя? Тезт. Как же иначе?
Сокр. И что оба вместе они составляют два, а каждое само по себе есть одно? Т еэт. И это так.
Сокр. Можешь ли ты также познать, не подобны ли они друг другу или подобны? Те эт. Вероятно, могу.
Сокр. Посредством чего же мыслишь ты об них все это? Потому что нн посредством слуха, ни посредством зрения нельзя принять то, что есть общее в этих ощущениях. Впрочем, сделаю и еще пояснение того, о чем говорим мы. Если бы возможно было исследовать оба эти ощущения относительно того, солоны ли они или нет, то ты сумел бы сказать, чем именно ты исследовал это и что такой орган, очевидно, не есть ни зрение, ни слух, но что‑то другое.
Те эт. Как же не сказать. Это была бы способность вкуса.
Сокр Ты дал прекрасный ответ. Какая же способность открывает тебе как во всех ощущениях, так и в этих то общее, но силе которою ты говоришь об них: есть, нет и все то, о чем мы сейчас спрашивали? Для всех этих познаний какие укажешь ты телесные органы, посредством которых то, что и ни с ощущает, ощущало бы все это?
Течт. Ты говоришь п бытии и небытии, сходстве и несходстве, о том же самом и отличном, об одном и о прочих числах в этих вещах. Явно, что также о равном н неравном и обо всем, что с ним связывается, ты мог бы спросить, посредством какой из частей тела душа ощущает все это?
Сокр. Превосходно, Теэтет, выводишь ты; именно. я спрашиваю обо всем этом.
Те эт. Однако, Сократ, клянусь Зевсом, что я не могу сказать ничего, разве то, что, как мне кажется, нет никакого особенного телесного органа для этих вещей, как есть органы для тонов и красок; но очевидно, что душа сама по себе усматривает общее во всех вещах.
Сокр. О мой прекрасный Теэтет, а не безобразный, как сказал Феодор: потому что кто говорит прекрасно, тот прекрасен и хорош. Но мало того, что ты красавец, ты еще сделал мне услугу, избавив меня от обширных объяснений, если только для тебя очевидно, что душа нечто познает сама по себе, а другое — посредством спо собностей тела. Это именно и было мое мнение, и я хотел, чтобы оно было и твое.
Теэт. Но действительно я так думаю.
Сокр. К какому же из двух этих разрядов отнесешь ты бытие? Потому что оно преимущественно связывает ся со всем.
Теэт. Я отношу его к тому, что душа познает сама по себе.
ощущениях. Впрочем, сделаю и еще пояснение того, о чем говорим мы. Если бы возможно было исследовать оба эти ощущения относительно того, солоны ли они или нет, то ты сумел бы сказать, чем именно ты исследовал это и что такой орган, очевидно, не есть ни зрение, ни слух, но что‑то другое.
Теэт. Как же не сказать. Это была бы способность вкуса.
Сокр. Ты дал прекрасный отпет. Какая же способность открывает тебе как по псе χ ощущениях, так и в этих то общее, но силе которою ты говоришь об них: есть, нет и все то, о чем мы сейчас спрашивали? Для всех этих познаний какие укажешь ты телесные органы, посредством которых то, что и нас ощущает, ощущало бы все это?
. Теэт. Ты говоришь о бытии и небытии, сходстве и несходстве, о том же самом и отличном, об одном и о прочих числах в этих вещах. Явно, что также о равном и неравном и обо всем, что с ним связывается, ты мог бы спросить, посредством какой из частей тела душа ощущает все это?
Сокр. Превосходно, Теэтет, выводишь ты; именно, я спрашиваю обо всем этом.
Теэт. Однако, Сократ, клянусь Зевсом, что я не могу сказать ничего, разве то, что, как мне кажется, нет никакого особенного телесного органа для этих вещей, как есть органы для тонов и красок; но очевидно, что душа сама по себе усматривает общее во всех вещах.
Сокр. О мой прекрасный Теэтет, а не безобразный, как сказал Феодор: потому что кто говорит прекрасно, тот прекрасен и хорош. Но мало того, что ты красавец, ты еще сделал мне услугу, избавив меня от обширных объяснений, если только для тебя очевидно, что душа нечто познает сама по себе, а другое — посредством спо собностей тела. Это именно и было мое мнение, и я хотел, чтобы Оно было и твое.
